В эту минуту на крыльцо выскочил Женька. Наставив на него пистолет, я хрипло произнесла:
– Не смей приближаться, эта штука стреляет!
Женька мгновенно остановился и с испугом посмотрел мимо меня. Оглянувшись, я почувствовала, как больно кольнуло в сердце. У калитки стоял папик и молча наблюдал за происходящим. Мне захотелось провалиться сквозь землю и больше никогда не встречаться с ним глазами.
– Пахан, она огрела меня пистолетом! Я потерял сознание, а она в это время освободила коммерса! – закричал Женька.
– Нечего пушку бросать где попало! Пушка должна быть в кобуре! – перебила я этого попугая.
– В чем дело, Даша? – ледяным голосом спросил папик.
– Это Глеб. Я не могу дать ему умереть. У него девочка только что родилась. Он жену вчера из роддома забрал. Ему нужна помощь. У него ребра сломаны.
– Это тот Глеб, из-за которого ты сидела в колонии?
– Тот.
– Он же не захотел тебя спасти от зоны, почему же ты его спасаешь?
– Не знаю.
– Хорошо, я объясню тебе. Ты спасаешь его потому, что любишь. Ты не должна была этого делать. Это не детские игры, а взрослые, мужские дела. Оставь нам своего Глеба и езжай домой.
– Нет. Он будет жить.
Папик спокойно посмотрел на мой пистолет и тихо спросил:
– Ты сможешь в меня выстрелить?
– Нет.
– Тогда зачем же ты держишь пистолет? Отдай его мне.
– Если я не смогу выстрелить в тебя, это не значит, что я не смогу выстрелить в твоих людей. Разреши нам уехать. Я должна отвезти его в больницу.
– Что ж, делай как хочешь, – сказал папик и пошел в дом.
– Пахан, зачем ты их отпускаешь?! – завопила братва. – Он нам должен вернуть деньги. Его надо наказать.
– Думаю, что завтра он все заплатит.
– Я заплачу, заплачу, – истерично закричал Глеб, всхлипывая, как маленький. – Клянусь, что больше не будет никаких проволочек! Я все понял. Я больше так не буду! – зарыдал Глеб, не веря в собственное счастье.
– Прекрати ныть, ты же мужик. Тем более что рядом с тобой стоит такая женщина! Я бы отдал все на свете, чтобы она меня так любила. Цени это, придурок. Уезжайте. Я больше не хочу вас видеть.
Я протянула Женьке пистолет, села в машину и поискала глазами папика, но он ушел в дом.
– Она спасла жизнь моей дочери, – донесся до меня его голос. По всей вероятности, он сказал это браткам.
Захлопнув дверцу, я со злостью надавила на газ.
– Тебя в больницу или домой? – спросила я Глеба, когда мы уже подъезжали к Москве.
– Домой, – ответил он и спросил: – Даша, ты меня еще любишь?
– Я тебя ненавижу, – всхлипнула я. – Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу!!!
Доехав до дома, где жил Глеб, я дотащила его до квартиры и нажала на звонок. Испуганная Вероника открыла сразу, как будто стояла под дверью все это время и дожидалась возвращения мужа. Увидев меня, она вздрогнула и попятилась в комнату.
– Не переживай, он по-прежнему твой, – улыбнулась я и смахнула слезы. – Сегодня я наконец поняла, что больше его не люблю. Оказывается, всему наступает конец, даже любви.
В тот вечер я вернулась на прежнюю квартиру, чуть позже устроилась на прежнюю работу и зажила прежней жизнью. Несколько раз я ездила на кладбище к Таньке, привозила ей цветы. Папика я больше не видела, да и не искала с ним встреч. Зачем? Ведь он все равно не сможет простить меня.
...В один из мартовских дней мы с Катькой приехали на работу на моем «Линкольне». У бара стоял наш администратор.
– Ну и времена пошли! – засмеялся он. – Стриптизерши на новых «Линкольнах» разъезжают! Все никак не могу к этому привыкнуть. Я, когда денег накоплю, тоже такой куплю. Красавец! Зверь, а не машина.
Поболтав с ним, я пошла в гримерную и стала готовиться к выходу. Во время танца я увидела в зале Глеба... и папика. Сидя за разными столиками, они с одинаковым восхищением смотрели на меня. С трудом дождавшись заключительных аккордов, я быстро собрала разбросанную по сцене одежду и ушла за кулисы.
Минут через пять я вышла в зал и в волнении остановилась. С двух сторон навстречу мне шли некогда дорогие для меня мужчины, держа в руках огромные букеты роз.
– Даша, я больше не живу с женой. Я решился... – начал Глеб, но я, не слушая его, подошла к папику.
Папик выглядел усталым, еще больше постаревшим. Охраны вокруг него не наблюдалось. Впрочем, нет, на поводке папик держал заметно подросшего ротвейлера.
– Даша, я столько раз пытался жить без тебя, но у меня ничего не получается, – тихо сказал он. – Я старался, но не смог. Я понимаю, что я слишком стар для тебя, но я очень сильно тебя люблю.
Я взяла протянутые мне цветы, наклонилась к ротвейлеру и ласковым голосом произнесла:
– Привет! Ты меня помнишь? Дай мне лапу. – Ротвейлер весело завилял куцым хвостом и послушно протянул лапу. – Как ты его назвал?
– Глеб, – вздохнул папик.
– Глеб? Ему совсем не идет это имя. В таком возрасте он еще сможет привыкнуть к новому. Давай назовем его Гришей!
– Гришей? – удивился папик.
– Конечно. Это имя будет ему в самый раз.
– Даша... – обратился ко мне осунувшийся Глеб.
– Что ты хочешь от меня? – повернулась я к нему.
– Я должен с тобой поговорить...
– Мы уже давно друг другу все сказали. Извини.
Я взяла папика под руку, намотала поводок на руку, и мы вышли из бара.
– Я люблю тебя, Гриша, – сказала я у самого входа.
– Что ты сказала? – улыбнулся папик.
– Ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Ну почему ты так долго ехал сюда!
Папик схватил меня за руку и потащил к своему джипу. Я громко засмеялась и побежала за ним. Ротвейлер прыгал вокруг нас и весело лаял.